У нормального человека Украина вызывает удивление. Почему нельзя было договориться? Зачем массовые убийства? Ответ...

Позвонила моя давняя подруга, умница и красавица Vasilina Sakhnova - мы вместе снимались во "Второй АССЕ", славно гуляли по Венеции и вообще дружили. Позвонила начитавшись моих рефлексий про воевать за Донбас. Испугалась, что я таки туда поехал, ну, со всеми вытекающими... Я как мог связно рассказал про свою трусость, про боязнь стрелять в людей, про то, что есть две разницы - дать по голове кому-нить и уметь воевать... кроме того, поделился соображениями о том, что мои война и пуля никуда от меня не уйдут - просто отложенное действие... Вася похвалила мою трусость, назвав здравым смыслом, но дальше пошли сверять мысли по всему спектру. Договорились до Путина, оказалось, что нравится он нам обоим. Дельный Президент на своём месте... Вася возьми и расскажи личную историю про ВВ. Перескажу со слов и по памяти. Лет семь-восем назад Василина отправила свою маму в Израиль отдохнуть и посмотреть. Мама же, выходя из автобуса у какой-то из достопримечательностей подвернула ногу и упала, сильно разбив голову. Экскурсию не прервали, замотали голову подвернувшимися тряпками и к вечеру привезли в гостиницу. На ресепшн отеля было сказано, что коли травма получена не у них, то и страховой случай нещитовый. Вася, узнав о случившемся, заметалась по Москве. Мечись - не мечись, а сделать-то что-либо из Москвы сложноповато. Ничего не придумав лучшего, девушка зашла на сайт Президента и, извинившись за то, что отвлекает занятого человека, поделилась наболевшим. Всё! Ответа никакого не получила, но на следующий день раздался звонок от мамы. Из Израиля, с вопросом: "Дочка, что ты такое сотворила невероятное? С утра ко мне в гостиницу приехали какие-то доктора, со спец переводчиком, посадили в крутую скорую помощь и отвезли в дорогущую клинику, где изо всех сил принялись лечить. Теперь вот переводчик ходит за мной по пятам, заглядывает в глаза, обращается на "вы" и всякие разные остальные любезности... Что ты, Василина, такое отчебучила?" Вася маме честно и призналась: "Путину написала..." Сперва мама не верила, мол чудеса на Святой земле, как положено... Но за две тысячи лет Святая земял от таких чудес несколько поотвыкла... А после, верь - не верь, а кроме Путина такое волшебство сотворить и некому... Молодец, Президент (ну или люди, которые с его сайт мониторят), доказали, что наши в беде своих не бросают... когда такая возможность есть. Стыдно после признания в трусости вякать, но, надеюсь, и Донбасу поможем, как бы тяжко не было... В это чудо хочу верить с почти религиозным рвением.

Аннотация : за день меня многие люди попросили прокомментировать заявления вице-премьера правительства РФ Ольги Голодец по части оказания высокотехнологичной…

"Эксперты, работающие под эгидой Совета Безопасности ООН, пришли к следующему выводу относительно границ Украины: в рамках международного права, то есть с момента распада Советского Союза, Украина не была должным образом зарегистрирована ООН в качестве государства, осуществившего демаркацию своих границ. В соответствии с принятой договорной базой Российской Федерации и Содружества Независимых Государств (СНГ) эта страна остаётся в пределах административных границ СССР, на которые не распространяется правовая юрисдикция ООН. ЕС в настоящее время поддерживает эту позицию. Единственные установленные границы Украины - с Евросоюзом." http://www.opednews.com/articles/Ukraine-without-Borders-S-by-George-Eliason-Cultural-Genocide_Genocide_Genocide_Hate-Groups-Neo-Nazis-140415-286.html

Объявляю у себя день табака. Буду доставть из мешка, бережно сдувая табачные крошечки в ладошку. Всем отчего-то кажется, что обезжиренное, лёгкое и с низким содержанием придумано только для них, вчера и под натиском индустрии здоровья. Всем кажется, что только они такие умные, а люди века 19-го только и делали, что жрали жирное, пили крепкое, курили ядрёное, носили с начёсом, лица вытирали спиртом. С точки зрения кормящих многих приятных людей наук, такое отношение к прошлому абсолютно естественно и уходит корнями в первобытные страхи возвращения Папы, страшных Стариков, мстительных покойников. В нынешних условиях опасения возвращения на это свет людей, которые жрали камни и имели по сто рук, а ресницами забивали гвозди, трансформировалось в понимание, что всё здоровое, лёгкое, полезное появилось вот только что. Как вы уже догадываетесь, я, поддёргивая треники под профессорской мантией, уже лезу по головам слушателей к переносной кафедре. 29 апреля 1844 года впервые в России министерство финансов заговорило о появлении на рынке «особого рода бумажных сигар, называемых папиросами». Папиросы в России стала производить фабрика А.Ф. Миллера. Потом к делу подключились остальные. И сразу же на рынке появились папиросы двух сортов: крепкие (их часто называли турецкими) и слабые ( «лёгкие»). Слабые папиросы, выпускаемые под маркой «Meryland Doux». Естественно, что крепкие папиросы эксплуатировали образ мужественности, дружбы, романтики и простоты. А слабые папиросы принялись обживать мир под лозунгами расслабления, неги, заботы о себе, утончённости и заграничности. Первые лёгкие русские папиросы стал производить, понятное дело, иностранец. Француз Морнэ. Корявые руки рабочих его мануфактуры крутили лёгкие папиросы размера 5 дюймов. Потому что, ясно же всем на свете продавцам, что лёгкость папирос-сигарет должна компенсироваться длинной. Лёгкие папиросы должны быть хоть чуть-чуть, но длиннее крепких. Понятно, что лёгкие и стоить должны дороже. Так покупатель крепче верит в то, что они настоящие лёгкие, не фуфло. Так появились дорогие лёгкие папиросы «Ле Каир» и «Египет». Они были не только длиннее, но и тоньше прочих. Типичный образчик для здорового курения. В конкуренции на рынке лёгких папирос стали проявляться всё более заковыристые новации. Для пущего облегчения в гильзы стали вставлять сначала просто комочки промокашек, потом эти комочки превратились в шарики, потом эти шарики стали ароматизировать ( «соусировать») чем хочешь: от кофе до ванили. Такие папиросы назывались «Сельфида» или «А ля Кристин» и курили их дамы-эмансипе и эстеты. Имея в ассортименте крепкие и лёгкие, русские табакопроизводители задумались, а что им не хватает для полноты картины и улучшения сбыта? Правильно. Должны появиться ещё и элитные папиросы. Чтобы от цены дух захватывало, чтобы их покупали для форса, подчёркивая аристократичность вкуса и возможности бюджета. Появились папиросы «заказные», которые покупатель заказывал, исходя из своих вкусов, рецептов смесей и желаемого оформления. Открываешь портсигар, а там на папиросах золотой вязью «Апофеоз Крынкина» или «Босфорские Шемякина». Сразу же видно — курит такое человек весомый, нестандартный, с развитым чувством прекрасного. Многие думают, что встречающаяся в романах тех лет «пахитоски», которые курят нервные графини и роковые баронессы, это папироски. Нет. Пахитоски, иначе именуемые «кедера» ( с ударением на последний гласный звук от французского «крысиный хвост»), — это мелкорезанный табак, завёрнутый не в бумагу, а в кукурузный лист. Чувствуете колоссальную разницу?! Поэтому папироски — это для быдлогана мелкотравчатого, а пахитоски — для элитного потребителя. О том, что с этим кукурузным листом в пасти он похож на Михеича с-под Полтавы или игуану, элитный потребитель не задумывался, очарованный исключительность товара. Табачные фабриканты 19 века ( что значит отсутствие удушающего монополизма янки) выпускали и профильные продукты. Папиросы для студентов и гимназистов «Антракт» на три затяжки, пока перерыв или пока не застукали. Папиросы для протестующих были в продаже. Они назывались «Трезвон», отличались доступностью ( «Папиросы „Трезвон“, три копейки вагон») и изображением на пачке колокола, пламени и петуха. Колокол шёл от «Колокола» Герцена (родственники которого, кстати, тоже выпускали папиросы), пламя — от понятных желаний, наличие петуха несколько смущает, но несильно. Где трезвон, там и петух, вобщем-то. В противовес петушиному «Трезвону» на той же фабрике Бастанжогло беспринципно выпускались папиросы «Царские», «Сенаторские», «Гербовые». Патриоты курили «Скобелевские». Были папиросы «Успех» и «Небывалые». Интеллигентные люди курили «Мемфис». «Мемфис», когда он был в продаже, курил, например, М.Л. Лозинский, когда был редактором журнала «Гиперборей». Георгий Иванов писал: «Выходит Михаил Лозинский, покуривая и шутя, с душой отцовско-материнской выходит Михаил Лозинский, рукой лелея исполинской своё журнальное дитя». Папиросы с пляшущим мужиком назывались «Народные», а с полуголой бабой «Бабочка». Креативщики тогда тоже были с юмором. Хотя курили только табак. Ф.М. Достоевский курил папиросы «Лаферм» — «Деревенские» или папиросы фирмы «Саатчи и Мангуби». Дорогие. Но как почётный солженицын той поры Фёдор Михайлович изредка демонстрировал, что арестант он старой школы и пепел стряхивал в пустую консервную банку. Наблюдатели отмечали, что банки эти консервные были разными, но всегда от дорогих или испанских сардин, или французских миног ( три рубля банка). Видели Достоевского и с книжкой, написанной анонимом В.В. под названием «Курите, сколько хотите». На странице 42 этой книжки я могу зачесть вслух простые, но мудрые строки: «Ни телесные упражнения, ни различные игры, ни пение, ни игра на музыкальных инструментах во многих случаях не могут заменить курение уже потому, что они утомительны». Мастерство ныне покойного А. Карра было тогда не востребовано. Но общий подход: напиши книгу — продай её — убеди, что курить (вредно-полезно) использовался и тогда. Просто рекламщики-аферисты не назывались специалистами по НЛП. Естественно, что как только появилось табачное лобби, немедленно появилось специально обученное антитабачное лобби. В Одессе в 1898 году была, например, выпущена книга (размером с пачку папирос! оформленная как пачка папирос!), в которой рекламировалось «средство в виде обычной карамели. при держании во рту ощущается как бы запах табачного дыма и вкус табака, а потом табачный дым делается противным». Средство называлось «Не кури». Сосали его тысячи людей. И сейчас, уверен, многие сосут нечто подобное. Главное вера в чудо и сосание. Именно сочетание веры в чудо и сосания делает выбор осмысленным, а процесс бросания курить лёгким для каждого. Во всех ста сорока пяти случаях бросания за год. Табачные фабрики использовали и российское и импортное сырье. Но бумагу для хороших папирос русская промышленность так и не осилила. Завозили папиросную бумагу из Англии и Франции. Распознать, кто что курит, было тогда легко — папиросы с отечественным табаком заворачивали в английскую белую бумагу, а вот импортный табак заворачивали во французскую желтоватую бумагу. Естественно, что все хотели желтоватую.

Вой про запрет курения в ресторанах достиг и моих нервов. Я что могу сказать? Я могу сказать многое. Например, то что сам курил 30 годиков и 3 месяца без трёх дней. И считаю этот запрет великолепным. Хотя все и ноют про рестораны. Никто ещё не заныл, что в филармонии курить тоже запрещают. Все переживают исключительно про свободу и рестораны. Всё, мол. Конец, теперь ходить в рестораны не будем (про филармонию ни слова, опять замечу). Пусть рестораны, мол, без моей трудовой копейки разорятся, раз такое дело. А мне не жалко. С одной стороны, пусть разорятся все содержатели питательных заведений. Они этого достойны, без сомнения. С другой стороны, есть надо дома. Надо уметь есть дома домашнюю еду, а не горбиться над миской по харчевням, озираясь от взглядов прочих едоков. Домашняя еда - она хорошая. Во всех смыслах. А если дома есть не получается, то терпите. Для еды одного часа времени - за глаза. Не курить час даже для меня не испытание. Какое же это испытание? Горестно его описывают с выпученными глазами всякие профессиональные страдальцы за всё. Этим все равно о чем, лишь бы местоимения "я", "мне", "они" и оборот "нарушают права". А если в ресторан идёте не за едой, а за общением с себе подобными, то есть за пороками, скажем прямо: винопитием, чреслобесием, суесловием и гневномудрием, то несите крест с достоинством. Нельзя чтобы пороки прямо кучей и просто так складывались в вечерний букет. Они и не ценятся внятной ценой, если все можно просто и сразу. С третьей стороны, смотрю, все избалованные стали при деспотизме. Тут вам и ресторан, тут вам и прочее. Это изнеженность. А с изнеженностью надо бороться. Она притупляет наслаждение. Как мы все начинали курить? Ясно, что не на маминых руках под любящим взором папаши. Курить мы начинали в суровых условиях зазаборья и межгаражья. Собственно, это самые светлые воспоминания от всего моего курения, например. Когда курить мне разрешилось, половина кайфа - псу под хвост. Пошли переполненные пепельницы, дымное марево в кабинетах, скука, кашель. Не куришь будто, а службу справляешь. Скука. Порок должен быть запретным. Не так, что бы сразу тащили тебя красного от крика вешать. Но чтобы поджимало немного. Чтоб с оглядкой. Суровые силы общества должны нам запрещать, а мы должны весело к этому приспосабливаться и вертеть тем самым все суровые силы общества на кое-каком архитектурном решении. Мы должны вострить порочные аспекты своего существования. "Иди! с соседкой мне измени! Разрешаю! " Кого это сподвигнет? Никого нормального. Кому это принесёт удовольствие? Опять-таки никому нормальному. А вот обратная ситуация, напротив. Сподвигнет и принесёт, возможно. Надо возвращаться к истокам. Отбивать обратно угодья за гаражами у шуршащих алкашей. Подъезжать на авто, выходить, оглядываться по сторонам. Пиджак скинешь, присядешь на корты, галстук за плечо закинешь ( алкаши всё же тут активно жили), затягиваешься, щуришься на солнышко. Если дождь, то сурово куришь в армейский затяг. Тут другой подкатил, обменялись взглядами. Третий, вот и беседа. Вороватость сближает сильнее, чем расслабленность. Смотришь - оппа! три блондинки кальян притащили, из багажника выгружают. Поможешь. Угольки там, то-сё. Вдруг свит: "Атас! Менты на явах!" Бычок в сторону, по газам! Это же приключение. Сигаретным магнатам рекомендую возобновить выпуск сигарет на три-четыре затяжки. Можно будет и цену поднять под это дело и на табаке сэкономить. И последнее замечание. По настоящему бросаешь курить не тогда, когда год не куришь, а когда совершенно не знаешь сколько стоит пачка любимых когда-то сигарет.

Самые волнующие отношения сложились у Глафиры Никаноровны с попугаем. Псадед Савелий, он мужик лёгкий, сподручный, с чудинкой, но бесхитростно добрый. Глафира таких мужчин не обожает, нет. Никаноровна любит, чтобы вокруг была страсть, опасность, обмирание в полумраке под взглядом. Чтобы она так несколько разметавшись, а он, прекрасный и далёкий, смотрел чтоб на неё с экзотическим прищуром агента опасного. Чтоб как в Гаване, в 1956. Мой крупный крылатый параноик, изводящий всю округу своими дикими выходками обеспеченной мизантропии, для Никаноровны - кумир и мечта. Сначала-то я думал, что она его сожрать хочет, но сил пока маловато для решения попугайного вопроса. А недавно понял, что нет, не такого Глафира женского замеса. Это любовь у неё такая. Когда попугай приходит в возбуждение свое старческое, разбрасывая куски фруктов и орехов, Никаноровна просто обмирает в счастье своем. Какой! Господи, какой же он! Какой весь...прямо...такой! Начинает как-то суетливо выбегать, позировать на секунду-другую, потом опрометью за угол бежит, менять образ. Выходит в новом, снова не то! Не то надела! Всё не то! Снова за угол! А там этот мужик Савелий по простецки что-то поджирает из миски. Хвостом лупасит и даже как-то подвывает что ли над жратвой. Прочь, постылый, я в волнении, я и сама не соображу, что со мной! Ах, матушки нет, не спросишь, что, что делать, как пленительно изогнуться, что бы тот...Чтобы тот, на шкафу... Он такой! Он умный и очень прекрасный! А кто я ему?! Никаноровна какая-то... Пометавшись, Глафира выходит в простеньком, сама нежность и свежесть, несмело переступает, смотрит на старого идиота на шкафу с таким, понимаешь, недоумением. Мол, впервые я тут, билет утерян, не знаю, что и делать... Вот тут посижу. Лапки вот у меня. Такие вот. Лапки. Что скажете? Я вам не мешаю? Нет? Я тогда ещё тут посижу, просто не соображу даже, что и делать. Отдышусь. Как только вас впервые увидела, понимаете, во мне что-то... Тут, нажравшись, врывается Савелий Парменыч, он в кураже. И своё отожрал, и кошачье то ж. Гу-ляем, бра-та-ва! Чё, тута прищурилися все?! Чё притихли, спрашиваю?! Ты, носатый, чё лупишься?! Чё пыришь, говорю, пернатый? Спустись, потолкуем... Сидит он. Закисли, смотрю! Кадрилю я вам тут сейчас сбацаю, по городскому, значит, с вывертом! Счас я вам тут спляшу-станцую! Да! Да! Иди сюда, крыса! Тебе говорю, полосатая... Я тебя буду зубами, а ты, вроде как мамзель, ты вырывайся несильно! Я праздника жажду! Паскудина какая! Меня! прекращай! Меня прекращай! Савелия! Когтями в морду! Это нос! Паапаша! Бать, я к тебе прибежал, извини! Ты посмотри, да, да, кого ты тут развёл! Это ж гады! Ты добрый, да, да, да! И развёл! Они тебя обжирают! Давно хотел сказать! И тот, носатый, и эта с когтями вонючими! Жрут всё время... И у меня жрут! Жрут! Я подголадываю, кстати, всё время. Просто молчал! Кидай в того швабру! я его с земли возьму. А эту за шкирняк держи, она хитрая, хитрая! Видишь чё тут у них? Заладилося, заладилося у них тут всё! Дай мячик! Ну, дай, ладно тебе, мячик дай, ну, дай, дай, дай, мячик! обожаю тебя! обожаю, бать, веришь- нет?! дай, мячик! Кидай его! Мне! Мне кидай! Выхожу на лай и завывания. Бросаю мячик. Все, как полагается. Савелий Парменыч даёт гастроль с мячиком, Никаноровна на столе вздыбленная, но глаз с попугая не сводит всё равно. А попугай, уверен, думает: "Готт, херр крайсляйтер! Ист дис филяйхт дер орт ман дас конценртационслагер бильден ранн? О! О! Дас веттер ист зо шён хейсс, абер шён! Я-я!" И крылья в стороны - друм-друм-друм-фокеншау марширт!